Первое сообщение в теме :



Счастливое детство четверых детей Доллангенджеров окончилось после трагической гибели их любимого отца. Их мать, оставшись без мужа и неспобная поддерживать привычный образ жизни, решает вернуться вместе с детьми в дом своего состоятельного, но деспотичного отца. Наследство, которое останется после его смерти, позволит семье никогда больше не беспокоиться о деньгах.
А пока, Кэти, Криса и близнецов Кори и Кэрри, мать с бабушкой прячут на чердаке в своем огромном доме, подальше от дедушкиных глаз. Ведь путь к богатству трудный, надо всего лишь немного потерпеть.... (по мотивам романа Вирджинии Эндрюс "Цветы на чердаке")

А вот и нет Она на своем месте на самом деле))) она и текст: Наступило утро… Без бабушки… Без еды…
Начались бесконечные, жалкие, голодные дни.
Очень скоро крекеры с сыром кончились, хотя мы расходовали их очень и очень экономно. Тогда начались настоящие мучения. Мы пили только воду, сохраняя молоко для близнецов.
Крис, с трудом сдерживая слезы,отсриг мои волосы.
следуют вместе

Но ведь она стоит после этого предложения: "А что если Кори и Кэрри захотят одновременно воспользоваться туалетом?"
Мне кажется, совсем ни к месту, ведь про волосы говорится лишь в следующем абзаце.

Очень интересно. Только что прочитала книгу. Дурдом...

Шикарно-шикарно-шикаааарно!!!!
Когда продолжение?

Цитата :

Но ведь она стоит после этого предложения: "А что если Кори и Кэрри захотят одновременно воспользоваться туалетом?"
Мне кажется, совсем ни к месту, ведь про волосы говорится лишь в следующем абзаце.

Ну фиг знает, я уже запуталась, что за чем идти должно

Цитата :

Когда продолжение?

Если сегодня сил не хватит, то теперь только в среду...работа...

очень интересно! )

Наступило хмурое, темное утро. Без еды, без матери, без надежды.
Медленно прошел день.
И только, когда солнце спряталось за горизонт, унося за собой единственный призрачный свет, который мы могли впитывать в себя, находясь в своем заточении, я не выдержала.
- Крис, по-моему это безнадежно. Ты же тоже понимаешь, что ждать больше нельзя. Посмотри на близнецов, они совсем слабы. Без еды они долго не протянут. А еще один день ожидания лишь уменьшит наши силы, а вместе с ними и шансы сбежать.



- Ты права, Кэтти. Думаю нам стоит не раздумывая уходить отсюда.
Крис начал готовить веревочные крепления, чтобы мы привязали их к спинам. Ни он, ни я не решились произнести вслух, что, возможно, мы совершаем самоубийство или убийство в случае, если упадем.
– Мы сделаем это по-другому, – неожиданно решил Крис, – когда я доберусь до земли, ты посадишь Кори в сиденье, крепко привяжешь его, чтобы он не лягался, и спустишь его ко мне. Потом сделаешь то же самое с Кэрри, А ты сама спустишься последней. И, ради Бога, соберись с силами, не впадай в апатию. Старайся чувствовать гнев, будь мстительной. Я слышал, что сильная ярость дает сверхчеловеческие силы в чрезвычайных обстоятельствах.
– Давай лучше я спущусь первой. Ты все-таки сильнее, – слабо возразила я.
– Нет, я буду страховать близнецов на случай, если они будут спускаться слишком быстро. Я поймаю их на руки, а в твоих руках, ты совершенно права, силы гораздо меньше. Я перекину веревку через трубу, чтобы вся тяжесть не приходилась на тебя. Помни, Кэти, это действительно чрезвычайные обстоятельства! А теперь, думаю, тебе нужно собрать хоть какие-то вещи, которые могут нам понадобится. Возьми какую-нибудь теплую одежду для близнецов, пока я закончу с веревками.



Когда я, наконец, вернулась, с трудом передвигая ноги по ступеням, меня ожидала более чем страшная картина, от вида которой меня замутило и стало больно дышать.
Крис сидел на полу, прижимая к себе Кэрри, с его запястья, порезанного ножом, капала кровь. Потом он поднес руку ко рту протестующей Кэрри и заставил ее пить свою кровь. Потом наступила очередь Корри. Оба они, постоянно капризничавшие из-за еды – твердой, жирной или просто странной, теперь пили кровь своего старшего брата и смотрели на него широко открытыми благодарными глазами.
Мне стало тошно, и я отвернулась, одновременно восхищенная тем, что мой старший брат оказался способен на ТАКОЕ… Он всегда находил выход из любого положения.



Когда близнецы оторвались от его руки и затихли в углу, он подошел ко мне и я поняла его без слов.

- Кэтти, тебе тоже нужно сделать это, это придаст тебе немного сил.
Я отбросила нож в сторону и схватила Криса за руку.
- Нет, нет, Крис, слышишь!

- Еще не хватало, чтобы ты, отдав свою кровь нам, ослаб еще больше. Что мы тогда будем делать, Кристофер Долл???
Я держала его за кровоточащую руку, и чувствовала под своими пальцами его пульс.
- Да, наверное, ты права, Кэтти. Думаю, мне нужно сходить вниз, перевязать рану, а ты пока собери близнецов, а то они совсем спят. Будет мало приятно, если они придут в себя на высоте, подвешенные на веревках.

Крис ушел, а я все стояла не двигаясь, глядя на крохотных малышей, обнявшихся в углу. Их глаза запали, кожа стала бледной и тонкой. Они были похожи на двух птенцов, которые только-только вылупились из яиц, не оперившиеся, слабые и такие трогательные, что у меня защипало в глазах.
На пальцах моих была кровь моего брата. Я смотрела на эти красные пятна, и в душе моей закипала злость. На мать, на бабушку, на обстоятельства, и на нас самих. Как могли мы так долго терпеть...как могли они так с нами поступить....



Очнулась я от того, что услышала оклик Криса.
- Крис, что случилось? Ты не можешь подняться? - мне категорически не хотелось спускаться в комнату еще раз, потом я просто не нашла бы в себе силы подняться по лестнице вновь.
- Кэтти, иди сюда, ты должна на это посмотреть!



Пожав плечами и покачав головой, я в недоумении спустилась в комнату. Первое, что я увидела - спина Криса. Он стоял в проеме и загораживал мне выход с лестницы.
- Кристофер Доллангенджер, если ты звал меня посмотреть на твою спину, то это не смешно.
Крис обернулся и я встретилась с ним глазами. Что было в его взгляде? Удивление? Пожалуй, да.
- Кэтти, я же говорил...Ведьма чертовски умна.
Я протиснулась в комнату и обомлела. На столе стояла корзинка для пикника. Рядом с ней в корзинке покоились на цветной салфетке потрясающего вида пончики с сахарной пудрой.



Мы, никогда не получавшие сладости, неожиданно удостоились десерта – от бабушки. Это произошло впервые. Может она таким образом просила прощения? Какова бы ни была ее цель, мы восприняли все именно так.



За ту неделю, что мы провели на грани голодной смерти, что-то странное возникло между мной и Крисом. Может быть, это началось, когда я сидела в ванне, покрытой слоем пены, и он так самоотверженно пытался смыть смолу с моей головы. До этого ужасного дня мы были обыкновенными братом и сестрой, играющими роль родителей для близнецов. Теперь наши отношения изменились. Это была уже не игра. Мы стали настоящими родителями Кэрри и Кори. Это настолько стало нашей обязанностью, нашей ответственностью, и мы чувствовали неразрывную связь с ними и друг с другом.



Наконец нам стало ясно, что наша судьба ни капли не беспокоит нашу мать.
Крису не надо было ничего говорить. Я поняла, что он чувствовал, убедившись в ее полном безразличии. Об этом говорил холодный мрачный взгляд, его движения и поступки. Когда-то фотография матери красовалась над его кроватью, теперь ее не было. Он всегда верил в нее больше, чем я, поэтому его чувства были затронуты намного сильнее. Хотя, если его боль была сильнее моей, он, наверное, был близок к апатии.

Аццкое_Лулу, ааа классно)))
Хочу дальше))*книгу лень читать XD*

Как все необычно и интригующе! Очень хочется прочесть следующие главы!

Да, интересно. Жду продолжения!

круто!!! я в восторге))) жду продолжения!!

Ух....Кошмар просто, а не истроия! С нетрпение жду концовки.

Аццкое_Лулу а когда продолжение???

Сорри, что давно не было проды, работа выбивает из сил((



Крис стоял у окна, обеими руками раздвигая тяжелую ткань занавесей. Небо было свинцовым, и казалось, что вот-вот начнется не просто дождь, а настоящий потоп. Мне бы, наверное, этого даже хотелось. Он смысл бы ненавистный мне Фокворт Холл с лица земли...



Каждый из нас был в своем мире.
Я с близнецами сидела по-турецки на полу и разглядывала с ними картинки в книгах, которые давным-давно были нами прочитаны и уже набили оскомину.
Я знала, что Крис хотел увидеть поезд, который проходил мимо, начиная с четырех утра. Можно было расслышать его печальный свисток перед рассветом и после, если вы уже проснулись. Можно было даже чуть-чуть разглядеть мелькнувший вдалеке и казавшийся просто игрушкой поезд.



– Крис, – сказала я, уставясь на его спину. – Почему нужно оставаться здесь столько времени, дожидаясь мамы или смерти старика? Ведь мы же сильные, может, нам удрать?
Он не сказал ни слова. Но я увидела, как его руки сильнее сжали края занавесей.
– Крис…
– Я не хочу говорить об этом! – вспылил он.
– Почему же ты стоишь там и дожидаешься поезда, если ты не думаешь, как отсюда выбраться?
– Я не дожидаюсь поезда! Я просто гляжу в окно и все!
Он стоял, почти прижавшись лбом к стеклу, так что любой сосед, выглянув в окно, мог увидеть его.
– Крис, отойди от окна! Кто-нибудь увидит тебя.
– Ну и пусть видят, черт их побери.



Мне хотелось подойти к нему. обнять его, дать ему всё то тепло, которое он потерял, когда исчезла мама, но я прекрасно понимала, что все мои действия не будут иметь эффекта. Никто не заменит ему её. Вся его вера, мечты и надежды воплотились в одной-единственной женщине – в маме.
Она исчезла уже больше двух месяцев назад! Понимала ли она, что один день жизни здесь, наверху, длиннее, чем месяц нормальной жизни? Волновалась ли она о нас, интересно ли ей было, как мы тут живем? Неужели она была уверена, что Крис всегда будет на её стороне, хотя она покинула нас без извинений, без причины, без объяснения? Неужели она действительно верила, что любовь, однажды приобретенная, не может быть уничтожена страхами и сомнениями, чтобы уже никогда-никогда не возродиться вновь?



Я отложила книгу в сторону и встала с пола, чтобы полностью сосредоточиться на Крисе. Он был лишен даже своего любимого спорта, да и многого другого. Запертый в этой комнате, он превращался в печального старца вопреки своим годам! Ах, как я хотела утешить его и не знала, как.
– Пожалуйста, Крис, отойди от окна.



– Оставь меня в покое! Мне чертовски это надоело! Не делай этого, не делай того! Не говори, пока не спросят, ешь эту чертову бурду каждый день, вечно она еле теплая и не вовремя, я думаю, она делает это специально, чтобы у нас не было вообще никаких удовольствий, даже от еды. Но я все время думаю об этих деньгах, ведь половина из них мамина и наша. И я говорю себе, неважно как, но ради этого стоит пойти на все! Этот старик не может жить вечно!

– Все деньги на свете не стоят потерянных дней нашей жизни, – вспылила на этот раз я.

Прежде чем он смог ответить, дверь позади нас отворилась, и показалась бабушка.
Она медлила на пороге, уставившись на Криса своим каменным взглядом. Но он, упрямый и неподатливый, не дал ей, как прежде, себя запугать. Он не двинулся со своего места у окна и даже наоборот отвернулся и снова стал смотреть на дождь.
– Мальчик, – её крик хлестнул Криса, как плеть. – Отойди от окна немедленно!



– Меня зовут не «мальчик». Меня зовут Кристофер. Ты можешь обращаться ко мне по имени или вообще никак не обращаться, но никогда не зови меня «мальчик».



– Но я именно это имя и ненавижу! Оно принадлежало твоему отцу; я по доброте душевной заступилась за него, когда его мать умерла, и ему негде было жить. Мой муж не хотел, чтобы он жил здесь, но мне было жаль парнишку, ведь он остался без родителей, и к тому же его ограбили так жестоко. И вот я изводила мужа просьбами, чтобы он позволил своему младшему сводному брату жить под одной крышей с нами. В конце концов твой отец пришел такой красивый и блестящий и воспользовался нашим великодушием! Обманул нас! Мы посылали его в лучшие школы, покупали ему всегда все самое лучшее, а он похитил у нас дочь, а ведь она была ему племянницей! Она была для нас всем на свете, только она у нас и была, и вот они сбежали темной ночью, а обратно вернулись через две недели, счастливые, улыбающиеся, и просили простить их, ведь они были влюблены! Той ночью у моего мужа случился первый сердечный приступ. Говорила тебе об этом твоя мать, что она и тот человек были причиной сердечной болезни её отца? Он выгнал её прочь, сказал никогда не возвращаться и тут же упал на пол.
Она остановилась, переводя дыхание.
Крис уставился на нее, так же как и я. Это было больше всего, что она сказала нам с тех пор, как мы поднялись по лестнице, чтобы жить здесь, а это было вечность назад.



– Нельзя упрекать нас зато, что сделали наши родители, – вяло сказал Крис.
– Вас упрекают за то, что вы делаете со своей сестрой!
– Что же мы делаем такого греховного? – спросил он. – Вы думаете, мы можем жить в одной комнате год за годом и не видеть друг друга? Вы же сами поместили нас сюда. Вы заперли нас, так что даже слуги не могут войти. Вы просто жаждете уличить нас в чем-нибудь дурном. Вы хотите, чтобы мы с Кэтти подтвердили ваше мнение о браке нашей матери! Посмотрите на себя, вот вы стоите здесь, как святоша в своем черном одеянии, и уверены в своей правоте, а ведь вы морите голодом малых детей!
– Замолчи! – закричала я, ужаснувшись тому, что увидела на лице бабушки. – Крис, ни слова больше!
Но он и так сказал слишком много. Она захлопнула дверь в комнату, и сердце у меня подскочило до самого горла.



- Крис, что ты наделал, она уничтожит нас! Ты подумал об этом? А о близнецах? Что будет с ними? - я почти плакала, перед глазами стояла спина матери, покрытая алыми рубцами.
– Мы поднимемся на чердак, – спокойно сказал Крис. – Она слишком труслива, чтобы подняться по лестнице. Мы будем там в безопасности, а если она будет морить нас голодом, мы сделаем лестницу из простыней и спустимся на землю.



Дверь снова открылась. Бабушка вошла, решительно шагая вперед с зеленым ивовым прутом в руке и зловещей решимостью во взоре. Должно быть, она припрятала этот прут где-нибудь неподалеку заранее, иначе, как она могла раздобыть его так быстро.
– Убежать на чердак и спрятаться! – завопила она, схватив Криса за плечо. – И никто из вас не будет есть еще неделю! Ничего, только я выпорю тебя, да и твою сестру тоже, если ты будешь сопротивляться, и близнецов.

Это было в октябре. А в ноябре Крису будет семнадцать. Он был все еще только мальчик по сравнению с её тушей. Он медлил, сопротивляясь, но взглянув на меня и близнецов, которые хныкали и цеплялись друг за друга, он позволил этой старухе втащить себя в ванную комнату. Она закрыла и заперла дверь.



Как только хлопнула дверь, наступила, казалось, звеняющая тишина. Близнецы, словно понимая всё, что происходило и будет происходить, молча, рука об руку, поднялись на чердак. Они были такие маленькие и одинокие, что я готова была бы отдать свое сердце на съедение ведьме-бабушке, лишь бы с ними ничего не случилось.
Звук пощечины, разрезавший тишину, заставил меня вскрикнуть от ужаса.



Крис не издал ни звука, пока прут полосовал его кожу. Я слышала те жуткие звуки, что издает зеленый хлыст, врезаясь в живую плоть. И я чувствовала боль каждого удара! Мы с Крисом стали как бы одним целым с прошлого года, он был словно моей второй, лучшей натурой, он был сильный и смелый, и он смог выдержать эту пытку без крика. Я ненавидела её.
И тогда закричала я.
Его пороли, а я испускала крики от его боли! Я надеялась, что Бог это слышит! Я надеялась, что это слышат слуги! Я надеялась, что это слышит наш умирающий дед, и наша пропавшая так давно, мать.



Из ванной она вышла с прутом в руке. Позади нее тащился Крис, бедра его были обмотаны полотенцем. Он был смертельно бледен. Я никак не могла перестать кричать.
– Заткнись! – приказала она, щелкнув прутом у меня перед глазами. – Замолчи сию секунду, пока не получила того же самого.
Но я не могла унять крик, даже когда она подтащила меня к кровати и отбросила в сторону, так как Крис пытался защитить меня. От ее удара он, и без того ослабший и полуживой, отлетел к стене.
А потом я пошла, подавляя свою истерику, в ванную, где мне тоже было приказано раздеться. Она глядела на мои короткие волосы явно с выражением внутреннего удовлетворения.
– Раздевайся, или я сорву с тебя одежду.
– Наступит день, старуха, – сказала я. – Наступит день, когда ты будешь беспомощна, а у меня в руках будет прут. А в кухне будет полно еды, которую тебе уже никогда не съесть, потому что, как ты нам постоянно твердишь, Бог все видит, и Он вершит свой суд, и Его закон: глаз за глаз, вот так-то, бабушка.
– Не смей говорить со мной, – огрызнулась она. Сейчас она улыбалась, вполне уверенная, что день, когда она будет в моей власти, никогда не наступит. Глупо, конечно, что я говорила все это, и глупо, что она позволяла мне говорить.
Я упала на колени около ванны, свернувшись в плотный комок, защищая лицо, грудь и наиболее уязвимые места. Совсем озверев, она хлестала меня, пока не сломался прут. Эта боль была подобна огню. Когда прут сломался, я подумала, что все позади, но она схватила щетку с длинной ручкой и принялась бить меня ею по голове и плечам.
Я старалась удержаться от крика, сколько могла, мне хотелось быть такой же смелой, как Крис, но тут я не смогла. Я завопила:
– Ты не женщина! Ты чудовище! Нечеловеческое и бесчеловечное!

Качаясь как на волнах, я медленно возвращалась к действительности, вся израненная, голова моя раскалывалась от боли. На чердаке радио играло «Адажио Розы» из балета «Спящая красавица». Доживи я хоть до ста лет, мне не забыть этой музыки и того, что я почувствовала, когда открыла глаза и увидела Криса, склонившегося надо мной, чтобы наложить на рану антисептический пластырь, и слезы из его глаз капали на меня. Когда он сделал для меня все, что мог с помощью своего ограниченного запаса медицинских средств, я позаботилась о его изрубцованной, окровавленной спине. На нас не было одежды. Одежда могла прилипнуть к нашим сочащимся кровью ранам.
Он провел рукой по моей щеке, так заботливо и мягко, с такой любовью.



– «Разве нам не весело, братец, разве не весело?» – я пропела это, пародируя ту самую песенку про Билла Бейли. – «Мы проведем вместе день, длинный, как жизнь. Ты будешь лечить меня, а я тебе заплачу».
– Перестань, – вскрикнул он, такой уязвленный и беспомощный, – я знаю, что я виноват! Я стоял у окна. Она не должна была бить и тебя!
– Да брось ты, рано или поздно она бы это все равно сделала. С самого первого дня она задумала это. Ты вспомни, как она придиралась к пустякам, лишь бы наказать нас. Я просто поражаюсь, почему она так долго откладывала этот прут.
– Когда она стегала меня, я слышал твои крики, и я мог не кричать. Ты делала это для меня, Кэти, и это помогло. Я не чувствовал своей боли, Кэти, только твою.
Мы нежно касались друг друга. Наши обнаженные тела прижимались друг к другу, моя грудь к его груди. Потом он пробормотал мое имя и взял мою голову в руки так бережно и нежно и приблизил её к своим губам. Было так странно, что он целует меня, когда я стою обнаженная, почти повиснув от слабости на его руках… и что-то было в этом неправильное.



– Остановись, – прошептала я в ужасе, чувствуя, что его мужское естество берет верх надо мною. – Это как раз то, что она думает о нас.
Как горько он рассмеялся, отодвигаясь от меня, и сказал мне, что я ничего не понимаю. Заниматься любовью – это нечто большее, чем поцелуй, а ведь мы только поцеловались.
– И никогда ничего больше, – сказала я, но не очень уверенно.



В эту ночь я заснула, думая о его поцелуе, а не о порке и ударах щеткой. В нас обоих шевелился и нарастал ворох разнообразных чувств. Что-то спрятанное глубоко внутри меня было разбужено и ожило, совсем как у Авроры, которая спала, покуда не пришел принц и не запечатлел на её спокойных губах долгий любовный поцелуй.
Это был обычный конец всех волшебных сказок – поцелуй и потом счастье навеки. Но мне был нужен какой-то другой принц для счастливого конца.

Оч. круто) Прочитала на одном дыхании, с нетерпением жду продолжения!!!

интересно )